Станислав Викторович Снопов – кандидат в мастера спорта, победитель первенства России по боулдерингу, многократный призер этапов Кубка России во всех трех дисциплинах скалолазания (боулдеринг, трудность, скорость), победитель множества юношеских соревнований разного уровня. Окончил Московский педагогический государственный университет, занимается тренерской работой с 2013 года.
- Когда вы впервые познакомились со скалолазанием?
- В 1994 году. Мне было 4 года, и я занимался шахматами и лепкой во Дворце пионеров. Однажды там вывесили объявление: сообщалось, что во Дворце детского спорта пройдет Кубок Мира по скалолазанию. Мы вместе с родителями пошли смотреть соревнование, и мне захотелось попробовать себя в этом спорте.
- Чем именно вас привлекло скалолазание?
- Все дети любят лазить по деревьям, гаражам, куда-нибудь забираться, откуда-нибудь спрыгивать… Это исключение, причем, скорее всего, болезненное исключение для ребенка, если он не хочет никуда залезть. Для меня это желание было нормой, и с самого детства не было вопросов, почему стоит заниматься именно этим.
Мне пришлось подождать – набор в секции скалолазания был не с 4 лет, как у нас в O’Skal, а только с 6. Когда мне наконец исполнилось 6 лет, я пришел в секцию «Ящерка»; там позанимался несколько месяцев, а потом перевелся в Детско-юношеский центр «Пресня», или «домик», как мы все его называли.
В «домике» было несколько преподавателей: старших детей тренировал Александр Сергеевич Нагоров, а с младшими занимались две его воспитанницы. Я попал в группу к одной из них – ей было всего 17-18 лет, но для меня она тогда была «тетей», Светланой Анатольевной. С ней я прозанимался год, а потом в 7 лет [в 1997 году] перешел к Нагорову и тренировался с ним до 16.
- Какие свои достижения в спорте вы считаете самыми значительными?
- Самый лучший результат – в 2004 году я выиграл Кубок России, юношеский, в своей возрастной группе. До этого постоянно занимал вторые-третьи места. Несколько лет подряд побеждал в соревнованиях московского уровня; на европейские, к сожалению, никогда не ездил – в то время у нас не было достаточного финансирования.
В 16 лет я поступил в ВУЗ; нужно было много учиться, и я стал появляться на скалодроме все реже и реже. И через два года, в 18 лет, я полностью расстался со скалолазанием и сосредоточился на занятиях и преподавательской деятельности.
- Как скалолазание вернулось в вашу жизнь?
- Мы с Мишей Пекаревым встретились на дне рождения нашего тренера, в 2013 году. Я в тот момент уже знал о том, что Миша учил детей скалолазанию в «домике», где мы начинали заниматься, а потом создал собственный клуб. Мы с Мишей поговорили, и он предложил мне стать вторым тренером в O’Skal.
К тому времени я уже два года отработал в школе. Мне нравилось преподавать, нравилась отдача аудитории. Я вел у детей биологию – занятия шли хорошо, дети меня слушали, но я почему-то не чувствовал уверенности в своих силах. Постепенно я пришел к выводу, что биология – не совсем мой предмет. Но за эти два года в школе я абсолютно точно понял, что педагогика – это мое. Потому, получив такое предложение от Миши, я без особых сожалений сменил сферу преподавания. У меня был опыт работы с детьми, опыт скалолазания, и карьера тренера это объединила.
Я пришел и начал тренировать детей в клубе O’Skal. Можно сказать, что скалолазание как предмет оказалось для меня ближе, чем биология: в клубе я получаю большую отдачу, чем раньше в школе. Наверное, дело в том, что в скалолазании сразу видно, чему ребенок научился под твоим руководством. Дети быстро растут, и я вижу, как они меняются с каждым днем. И я стараюсь сделать так, чтобы они росли сильными и здоровыми – это главное.
- Каким был O’Skal, когда вы начали там тренировать?
- Поначалу клуб был маленький, но он оказался востребованным. Когда я пришел в O’Skal, Миша уже успел наработать свою аудиторию, поэтому у него были сформировавшиеся группы. Мне же тогда только предстояло это сделать. Мы начали работать, клуб – расти. Сейчас у нас посещаемость уже близка к максимуму; есть много ребят, которые ходят постоянно, из года в год.
- Что, по-вашему, является основным плюсом скалолазания? Как скалолазание способствует развитию детей?
- Оно хорошо развивает у ребят координацию и волевые качества. Дети учатся преодолевать преграды, понимают связку «постарался – получилось, не постарался – не получилось». В скалолазании это видно очень ясно, прямо как на маленькой модели жизни. Иногда какое-то задание кажется ребенку невыполнимым, трасса – слишком сложной; он устал, он не хочет лезть... Тут главное – не пойти у него на поводу, не снять со стены, а подбодрить, объяснить, добиться того, чтобы он не сдавался, а попробовал. Я ведь невыполнимого не требую. Ребенок может целую тренировку лазить одну трассу, но он ее преодолеет. Тогда у него в голове наконец-то закрепится, что если он чего-то захочет и приложит усилия, то у него все получится. Как только он это поймет, все двери в жизни будут для него открыты.
- Дети каких возрастных групп у вас сейчас тренируются?
- Я веду занятия у всех трех возрастных групп: у дошколят, учеников начальной школы и старших детей (от 10 лет). Самому младшему ребенку в моей группе сейчас 3,5 года, самому старшему – 16.
- Когда вы впервые познакомились со скалолазанием?
- В 1994 году. Мне было 4 года, и я занимался шахматами и лепкой во Дворце пионеров. Однажды там вывесили объявление: сообщалось, что во Дворце детского спорта пройдет Кубок Мира по скалолазанию. Мы вместе с родителями пошли смотреть соревнование, и мне захотелось попробовать себя в этом спорте.
- Чем именно вас привлекло скалолазание?
- Все дети любят лазить по деревьям, гаражам, куда-нибудь забираться, откуда-нибудь спрыгивать… Это исключение, причем, скорее всего, болезненное исключение для ребенка, если он не хочет никуда залезть. Для меня это желание было нормой, и с самого детства не было вопросов, почему стоит заниматься именно этим.
Мне пришлось подождать – набор в секции скалолазания был не с 4 лет, как у нас в O’Skal, а только с 6. Когда мне наконец исполнилось 6 лет, я пришел в секцию «Ящерка»; там позанимался несколько месяцев, а потом перевелся в Детско-юношеский центр «Пресня», или «домик», как мы все его называли.
В «домике» было несколько преподавателей: старших детей тренировал Александр Сергеевич Нагоров, а с младшими занимались две его воспитанницы. Я попал в группу к одной из них – ей было всего 17-18 лет, но для меня она тогда была «тетей», Светланой Анатольевной. С ней я прозанимался год, а потом в 7 лет [в 1997 году] перешел к Нагорову и тренировался с ним до 16.
- Какие свои достижения в спорте вы считаете самыми значительными?
- Самый лучший результат – в 2004 году я выиграл Кубок России, юношеский, в своей возрастной группе. До этого постоянно занимал вторые-третьи места. Несколько лет подряд побеждал в соревнованиях московского уровня; на европейские, к сожалению, никогда не ездил – в то время у нас не было достаточного финансирования.
В 16 лет я поступил в ВУЗ; нужно было много учиться, и я стал появляться на скалодроме все реже и реже. И через два года, в 18 лет, я полностью расстался со скалолазанием и сосредоточился на занятиях и преподавательской деятельности.
- Как скалолазание вернулось в вашу жизнь?
- Мы с Мишей Пекаревым встретились на дне рождения нашего тренера, в 2013 году. Я в тот момент уже знал о том, что Миша учил детей скалолазанию в «домике», где мы начинали заниматься, а потом создал собственный клуб. Мы с Мишей поговорили, и он предложил мне стать вторым тренером в O’Skal.
К тому времени я уже два года отработал в школе. Мне нравилось преподавать, нравилась отдача аудитории. Я вел у детей биологию – занятия шли хорошо, дети меня слушали, но я почему-то не чувствовал уверенности в своих силах. Постепенно я пришел к выводу, что биология – не совсем мой предмет. Но за эти два года в школе я абсолютно точно понял, что педагогика – это мое. Потому, получив такое предложение от Миши, я без особых сожалений сменил сферу преподавания. У меня был опыт работы с детьми, опыт скалолазания, и карьера тренера это объединила.
Я пришел и начал тренировать детей в клубе O’Skal. Можно сказать, что скалолазание как предмет оказалось для меня ближе, чем биология: в клубе я получаю большую отдачу, чем раньше в школе. Наверное, дело в том, что в скалолазании сразу видно, чему ребенок научился под твоим руководством. Дети быстро растут, и я вижу, как они меняются с каждым днем. И я стараюсь сделать так, чтобы они росли сильными и здоровыми – это главное.
- Каким был O’Skal, когда вы начали там тренировать?
- Поначалу клуб был маленький, но он оказался востребованным. Когда я пришел в O’Skal, Миша уже успел наработать свою аудиторию, поэтому у него были сформировавшиеся группы. Мне же тогда только предстояло это сделать. Мы начали работать, клуб – расти. Сейчас у нас посещаемость уже близка к максимуму; есть много ребят, которые ходят постоянно, из года в год.
- Что, по-вашему, является основным плюсом скалолазания? Как скалолазание способствует развитию детей?
- Оно хорошо развивает у ребят координацию и волевые качества. Дети учатся преодолевать преграды, понимают связку «постарался – получилось, не постарался – не получилось». В скалолазании это видно очень ясно, прямо как на маленькой модели жизни. Иногда какое-то задание кажется ребенку невыполнимым, трасса – слишком сложной; он устал, он не хочет лезть... Тут главное – не пойти у него на поводу, не снять со стены, а подбодрить, объяснить, добиться того, чтобы он не сдавался, а попробовал. Я ведь невыполнимого не требую. Ребенок может целую тренировку лазить одну трассу, но он ее преодолеет. Тогда у него в голове наконец-то закрепится, что если он чего-то захочет и приложит усилия, то у него все получится. Как только он это поймет, все двери в жизни будут для него открыты.
- Дети каких возрастных групп у вас сейчас тренируются?
- Я веду занятия у всех трех возрастных групп: у дошколят, учеников начальной школы и старших детей (от 10 лет). Самому младшему ребенку в моей группе сейчас 3,5 года, самому старшему – 16.
- Сколько в среднем детей приходит на ваши занятия? Получается ли найти время на каждого ребенка?
- У нас в O’Skal в группе не может быть больше 12 человек, чтобы тренеры успевали уделить внимание всем воспитанникам. Я знаю сильные и слабые стороны детей и с этим работаю – даю им соответствующие их уровню задания и трассы.
Обычно на тренировке каждому ребенку я придумываю индивидуальный маршрут. Но иногда я даю двоим детям одно и то же задание – это такой способ их подружить. Еще один тренерский прием – поставить на одну трассу двоих: ребенка помладше и постарше. Тогда они будут общаться, и тот, кто старше, сможет помочь младшему товарищу или вдохновить своим примером, ведь, скорее всего, для старшего маршрут окажется сравнительно легким.
Иногда мы играем на занятиях – это та же тренировка скалолазания, но в игровой форме. Когда на занятия приходят дети одного уровня, я могу предложить поиграть в догонялки по колонне с зацепами – она квадратная, ее можно обойти по кругу. Ребята лазают по ней друг за другом; цель проста – догнать того, кто впереди, и очень легко (не сталкивая со стены) коснуться спины. Обычно в эту игру играют 4-5 человек – больше нельзя, или поначалу будет слишком легко кого-то осалить. В итоге остаются двое участников, которые с огромной скоростью начинают перемещаться по колонне, пытаясь друг друга догнать.
Иногда я устраиваю игру «Замри на цвете». Я говорю цвет, и дети должны за 5 секунд найти зацепку этого цвета, схватиться за нее (и только за нее) и замереть. Соответственно, кто-то падает, кто-то хватается за другие цвета и из игры выбывает. Это и весело, и полезно.
Еще есть игра «Острова». В разминочной зоне (у нас каждая тренировка начинается с разминки, длится 30-40 минут в зависимости от возраста, у малышей – не больше 15-20 минут) делается ряд препятствий – там висят разные снаряды, трапеции, специфические скалолазные модули, бревна, стенки. И детям нужно пролезть все это в определенной последовательности от старта до финиша или сделать круг. Это все на скорость. Есть другой вариант этой игры – командный. В этом случае не нужно объединять детей по возрасту или в группы с равным уровнем лазания, как во время других игр.
- А в какие игры вы играете во время учебно-тренировочных сборов?
- Там больше пространства и потому больше возможностей, чем на скалодроме. Мы возим с собой бадминтон, фрисби, вешаем сетку для волейбола, играем в футбол. Обычно играем в дни отдыха или после обеда, чтобы дети не скучали.
Еще мы часто строим для детей полосу препятствий, мини панда-парк. На Ворголе, например, мы построили трассу длиной около 20 метров. Чтобы ее пройти, нужно было где-то перелезть с дерева на дерево по бревну, где-то – пройти по стропе (так называемый слэклайн [вид спорта, который заключается в хождении по специальной стропе, натянутой между стационарными объектами – станциями], со страховкой, конечно) на определенной высоте – младшие проходят, держась руками за дополнительную стропу, а старшие – не используя руки. Где-то нужно было с помощью тарзанки перебраться с одного места на другое. Для выполнения подобных упражнений мы всегда выстраиваем ребят в таком порядке, чтобы те, у кого это хорошо получается, шли первыми, а потом помогали товарищам, которые идут следом. Самые младшие ребята перебираются в середине очереди, когда и сзади, и спереди их страхуют старшие. Так дети учатся работать в команде.
- Вы проводите сборы только в России. Почему?
- Детям все равно, где лазать – в России или за ее пределами. Они видят скалы, иногда они видят озеро, в котором можно искупаться, или море. Валюта, правительство, люди вокруг, говорящие на другом языке – какое им дело до этого. Им нужны только скалы. Я не считаю, что ребенок способен понять тонкости между скалами в Европе или у нас, в России, поэтому мы и стараемся вывозить детей в Россию. И детям все нравится.
Вообще у нас есть два формата учебно-тренировочных сборов. На некоторых сборах – например, в Крыму – мы живем в доме с удобствами, где быт налажен и у детей много свободного времени. А есть учебно-тренировочные сборы, где мы живем в палатках, и там дети занимаются не только скалолазанием, но и помогают взрослым обустраивать лагерь, поддерживать в нем чистоту, и выполняют какие-то несложные поручения, например, собирают хворост. В этом случае у ребят чуть меньше свободного времени, чем во время выездов с проживанием в доме, зато в ходе этих сборов дети в игровой форме учатся быть самостоятельными и ответственными, приобретают навыки жизни на природе. Так мы живем в Карелии и на Ворголе.
- Возвращаясь к вам. У вас есть какие-то личные планы развития?
- Выступать на соревнованиях у меня в планах нет. Я скорее хочу реализовать себя как высококлассный детский тренер, как наш тренер Нагоров. Он действительно отличный преподаватель, и тот факт, что на его день рождения каждый год приезжают так много людей, бывших учеников, чтобы увидеться с ним – это показатель. Наверное, я хочу стать таким же. Хочу обучать детей скалолазанию, хочу вывозить их на сборы и видеть, как они узнают что-то новое для себя. И хотелось бы поездить с детьми по новым интересным местам, показать им Россию.
- Вы сами часто лазаете?
- Нет, всего 1-2 раза в неделю. Так я поддерживаю форму. Если ты тренер, то ты либо лазаешь хорошо, либо не лазаешь вообще. Вот Нагоров не лазал вообще. И на вопрос ребенка: «А вы сами можете сюда залезть?» всегда находился старший воспитанник, который объяснял, почему это глупый вопрос…
- А почему это глупый вопрос?
- Ну, Нагоров всегда был «мозгом», философом скалолазания. Он давно не лазал, не знаю, лазал ли вообще когда-нибудь; он изначально был альпинистом. Я видел несколько раз, как он примерно на метр залезал на стену. Это было совершенно ему не нужно. Он понимал, как двигается человеческое тело; он тренировал столько детей, что знал все паттерны. Физика движения человеческого тела ему была понятна не через собственный опыт лазания или выступлений, а через визуальное восприятие: он видел, что детям легче удается делать, что – сложнее, и делал выводы.
А мы поступаем по-другому. Мы учим тому, что умеем сами. Поэтому нужно держаться в форме, лазить какие-нибудь минимально сложные категории, и если ребенок дорастает до твоего уровня, нужно двигаться дальше.
- Маршруты какой максимальной сложности вы пролазили?
- На трудность – 7B+, боулдеринг – 7С. И если когда-нибудь мой воспитанник дорастет до подобного уровня сложности, мне тоже нужно будет вырасти.
- Выступать на соревнованиях у меня в планах нет. Я скорее хочу реализовать себя как высококлассный детский тренер, как наш тренер Нагоров. Он действительно отличный преподаватель, и тот факт, что на его день рождения каждый год приезжают так много людей, бывших учеников, чтобы увидеться с ним – это показатель. Наверное, я хочу стать таким же. Хочу обучать детей скалолазанию, хочу вывозить их на сборы и видеть, как они узнают что-то новое для себя. И хотелось бы поездить с детьми по новым интересным местам, показать им Россию.
- Вы сами часто лазаете?
- Нет, всего 1-2 раза в неделю. Так я поддерживаю форму. Если ты тренер, то ты либо лазаешь хорошо, либо не лазаешь вообще. Вот Нагоров не лазал вообще. И на вопрос ребенка: «А вы сами можете сюда залезть?» всегда находился старший воспитанник, который объяснял, почему это глупый вопрос…
- А почему это глупый вопрос?
- Ну, Нагоров всегда был «мозгом», философом скалолазания. Он давно не лазал, не знаю, лазал ли вообще когда-нибудь; он изначально был альпинистом. Я видел несколько раз, как он примерно на метр залезал на стену. Это было совершенно ему не нужно. Он понимал, как двигается человеческое тело; он тренировал столько детей, что знал все паттерны. Физика движения человеческого тела ему была понятна не через собственный опыт лазания или выступлений, а через визуальное восприятие: он видел, что детям легче удается делать, что – сложнее, и делал выводы.
А мы поступаем по-другому. Мы учим тому, что умеем сами. Поэтому нужно держаться в форме, лазить какие-нибудь минимально сложные категории, и если ребенок дорастает до твоего уровня, нужно двигаться дальше.
- Маршруты какой максимальной сложности вы пролазили?
- На трудность – 7B+, боулдеринг – 7С. И если когда-нибудь мой воспитанник дорастет до подобного уровня сложности, мне тоже нужно будет вырасти.
